Начать своей текст я решила с банальности: «Публичная история в России — явление новое». О ней начали говорить около 10 лет назад. Текст этот переделывался много раз: он был слишком длинным, а потом слишком скучным и казался списком имен, дат и событий. В финальной версии я решила дать больше общих описаний и меньше эмоций, разбавив текст своими фотографиями, чтобы вы могли «почувствовать» наш ландшафт публичной истории. Можайск – старый город, в котором через памятники и архитектуру представлено типичное для европейской части России отношение к своему прошлому.

Взгляд на Публичную историю в России

На мой взгляд, сообщество публичных историков в России находится в стадии формирования. Это связано с тем, что магистранты еще не получили PhD или степень кандидата наук, а профессиональные историки не всегда готовы выходить в публичное пространство. Поэтому с популярными историческими лекциями и курсами часто выступают журналисты. Существуют сложные отношения между историками, генеалогами, краеведами и публичными историками. Сфера профессиональной экспертизы в публичной истории в начальном состоянии. Основной интерес к тому, что бы мы сейчас отнесли к публичной истории, был у культурологов, реставраторов, антропологов. Раньше это происходило под эгидой сохранения историко-культурного наследия (heritage). Сейчас академические историки заинтересовались новой сферой исследований. Много новых публикаций по публичной истории, но пока  больше заметны теоретические статьи (о терминах и методах). Различные вузы создают у себя курсы повышения квалификации и магистерские программы по публичной истории. [1]

Мы сталкиваемся с парадоксом. С одной стороны, наблюдается бум на публикации по исторической памяти (есть интерес к исторической политике, trauma studies). С другой стороны, есть ощущение, что все это существует в параллельной реальности с российской жизнью. Новые памятники делаются по-старому: в виде больших чугунных статуй святых или царей. Выделяются военные юбилеи и памятные даты, тесно связывающие историю российского государства с церковью. Язык официального разговора и оценок прошлого стремится к советским шаблонам.

История и деньги

С недавних пор актуально говорить о самоцензуре у специалистов, работающих с прошлым. На это повлияют источники финансирования исторических проектов. На текущий  момент позиция руководства вузов может влиять на выбор тем исследований. Также есть грантовое финансирование. Раньше можно было получить финансирование на свой проект и за пределами страны, и в ряде российских некоммерческая организация (НКО). Однако присвоение статуса иноагента для ряда подобных НКО привело к тому, что российские исследователи, проживающие за пределами Москвы и Петербурга, с осторожностью относятся к такой возможности, опасаясь осуждения в своем вузе. Получение денег из государственных фондов требует подачи заявки с описанием темы исследования. Приоритет получают проекты, связанные с военной историей, государственной историей и патриотическим воспитанием. Это оказывает сильное влияние на тематику подаваемых на гранты заявок.

Более успешны и независимы в идеологическом плане журналисты и публичные историки, не имеющие тесных рабочих отношений с государственными организациями. Проекты, связанные с созданием исторических игр (настольных и мультимедийных) получали финансовую поддержку через краундфаундинговые платформы. На издание книг могут привлекаться спонсоры.

Экран и сцена

У журналистов и историков растет интерес к историческим высказываниям политиков  и их оценкам событий прошлого. Много споров и скандалов возникает из-за описания прошлого в школьных учебниках истории. Выход в прокат исторических западных фильмов и сериалов, в которых упоминается советская или российская история, вызывает бурную полемику в обществе и порождает многочисленные высказывания политиков на тему очерненея российского прошлого. В это же время российская кинопродукция не вызывает подобного ажиотажа. [2]

Многие популярные исторические проекты были созданы журналистами («1917», «1968»). В них для сбора материала привлекались люди с историческим образованием, но идеи проектов шли не из среды профессиональных историков. Финансирование и маркетинг были связаны с крупными российскими банками и корпорациями.

Тема травматичного и конфликтного прошлого чаще и более творчески раскрывается на театральных подмостках, причем не только в независимых театрах (Театр.doc), но и в государственных. Например, к столетию А. Солженицына по повести о лагерной жизни «Один день Ивана Денисовича» была поставлена опера. [3]

Набирает популярность создание новых исторических книг для детей. Появился интерес к историческим комиксам у взрослых. Однако тиражи качественных исторических книг, написанных историками, небольшие. Исключение составляют книги о Сталине, Второй мировой войне и спецслужбах. Спросом у публики пользуются историческое фентази, тайны и загадки, популярны авторы концепций альтернативной истории и различных конспирологических теорий.

Фольклор и туризм

Активно развивается направление исторических экскурсий (в том числе и интерактивных) и за пределами российских столиц. В туристическом секторе растет спрос на короткие путешествия в выходные и праздничные дни по историческим местам. Помимо Золотого кольца и других широко известных исторических городов, открываются новые направления. Этому активно способствовало массовое брендирование российских городов. Однако к этому процессу не всегда привлекали профессиональных историков и краеведов. Порою проектные команды создавали историко-туристичекие легенды о прошлом на основе фольклора, религиозной литературы и военно-патриотических рассказов, не принимая в расчет историческую память местных сообществ. Удачные решения шаблонно тиражировались. В итоге разных местах на фоне завезенных «готовых решений» терялся локальный исторический колорит, и появлялись однотипные музеи (музей картошки, музей водки и др.). При создании туристических рассказов старательно обходили стороной сложные моменты российского прошлого, создавая оптимистичную и лояльную крепкому и православному государству историю.

Публичная история и школа

Сам термин и проблемное поле публичной истории еще мало знакомо широкому кругу школьных учителей. Если говорить о применении истории в школе, то тут очень много зависит от самого учителя. С одной стороны, в российское образование внедряют проектный подход, поощряют исследовательские работы школьников. С другой — преподавание истории в школе остается консервативным. Заметна региональная специфика. Она зависит от ряда факторов: политики региональных властей, истории взаимоотношений региона и Москвы (Татарстан, кавказские республики), позиции школьной администрации, учебных программ и учебников, закупленных для школ, и личного интереса и энтузиазма учителя истории. Внеурочная деятельность часто представлена проектами по семейной памяти и патриотическому воспитанию на примерах ВОВ, общением с ветеранами боевых действий. Популярны темы, связанные с краеведением и локальным патриотизмом. Проблемный подход к историческому материалу редок.

На конкурс «Уроки истории XX век», который собирает работы школьников о культуре исторической памяти в России, начались гонения. На церемонии награждения победителей в 2016 году участников облили зелёнкой. В 2017 учителям и школьникам не рекомендовали писать и отправлять исторические работы на это старейший конкурс в России. [4] В 2019 году по центральному каналу «Россия 24» был сюжет о том, что организаторы конкурса и «Мемориал» воспитывают анти-патриотов. Перед входом на церемонию награждения дежурили представители агрессивных ультрапатриотических организаций [5], утверждавших, что разговор о проблемном прошлом — это оправдание нацизма.

Не первый год в Правительстве РФ при поддержке Русской православной церкви происходят движения, направленные на создание единого учебника истории. Он должен отражать единую концепцию исторического процесса без противоречий и разных толкований прошлого. [6] Против этого возражают многие историки, из-за чего они сталкиваются с обвинениями в сознательном искажении и очернении прошлого своей страны. [7]

Помимо сложностей, в которых существуют российские публичные историки, есть и позитивные моменты. Растет число людей, получивших образование в сфере публичной истории и желающих применить его на практике. В первые годы это были студенты, заинтересованные в получении гранта на образование. Теперь на программы и курсы повышения квалификации идут историки, кинематографисты и представители других профессий. У публичной истории в России огромные перспективы. Мне кажется, что в ближайшее десятилетие такой подход будет крайне востребован. Особенно после  демиллитаризации публичной сферы и деполитизации прошлого.

_____________________

Литература

• Etges, Andreas, and David Dean, eds. “Fallen Monuments.” International Public History Vol. 1, No. 2 (October 2018), https://www.degruyter.com/view/j/iph.2018.1.issue-2/issue-files/iph.2018.1.issue-2.xml (Дата обращения 14 October 2019).
• Kolyagina, Natalia. “Not only do we have nothing to hide, we should be proud and tell a lot about our teachers and students,” Lessons of History, 28 May, 2019. https://urokiistorii.ru/article/55795 (Дата обращения 18 August 2019).

Ссылки в Интернете

• 1968 digital: https://1968.digital/ru/main (Дата обращения 14 October 2019).
• Project 1917: https://project1917.ru/ (Дата обращения 14 October 2019).

_____________________
[1] Список университетов, в которых были магистерские программы, связанные с публичной историей. В 2020 году должна открыться еще одна — в Казани.. http://www.rupublichistory.ru/edu/edum.html (Дата обращения 18 August 2019).
[2] Прекрасный разбор современного российского исторического кино в статье «Контролер у входа в зал. Коды лояльности как основа кино эпохи путинизма».. https://theins.ru/opinions/170991  (Дата обращения 18 August 2019).
[3] Опера «Один день Ивана Денисовича» на сцене Большого театра: https://www.bolshoi.ru/performances/7062/ (Дата обращения 18 August 2019).
[4] «Нам не только нечего скрывать, нам следует гордиться и широко рассказывать о наших учителях и школьниках». Уроки истории. https://urokiistorii.ru/article/55795 (Дата обращения 18 August 2019).
[5] НОД  – национально-освободительное движение, целью которого является  «восстановление суверенитета, потерянного в 1991 г.»; SERB – русское освободительное движение, выступающее «за государственную идеологию, направленную на поддержание культа традиционных русских семейных ценностей, за прекращение нравственного разложения общества, навязываемую нам Западом и Америкой». Данные организации не преследуются полицией.
[6] Для краткого ознакомления с причинами того, почему этот вопрос для российского общества так болезнен, можно посмотреть раздел «Change of position. How has the attitude to the Russian revolution changed?», где я попыталась кратко описать смены исторических парадигм в течении последнего века в России. Natalia Lipilina, “Review of Russian Exhibits and Media Projects on the Centennial of the Russian Revolution,” International Public History, Volume 1, Issue 2, 2018. https://doi.org/10.1515/iph-2018-0020.
[7] Статья в «Новой газете» «Ученье – свет, учебник – мрак. Единые образовательные пособия по истории, русскому и литературе – суррогат единой идеологии, запрещенной Конституцией».  https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/03/26/71925-uchenie-svet-uchebnik-mrak (Дата обращения 18 August 2019).

_____________________

Авторы фотографий

Remembrance © 2019 Natalia Lipilina. Same photo credit for all pictures.

Рекомендация для цитирования

Lipilina, Natalia: Наблюдение: Публичная история в России. In: Public History Weekly 7 (2019) 28, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2019-14338.

Let us start with a commonplace: “Public history in Russia is a new phenomenon.” It first became a subject of discussion about 10 years ago. In fact, this text has been redone many times. It was too long, then too boring and merely seemed like a list of names, dates and events. In this version, I have decided to provide a more general and less emotional account. I have interspersed the text with photographs to enable readers to “feel” our public history landscape. Mozhaysk is an old city whose various monuments reflects an attitude to the past that is typical of the European part of Russia.

A Glimpse of Public History in Russia

A community of public historians in Russia is only gradually emerging. One reason is that undergraduates potentially interested in the field have not yet received their PhD, while more advanced historians are not always ready to enter public space. Therefore, it is often journalists who give popular historical lectures and courses. Besides, the relationships between historians, genealogists, local historians and public historians in Russia are complex. The scope of professional expertise in public history is in its infancy. The main interest in what would now be attributed to public history exists among culturologists, restorers and anthropologists. Previously, public history was done under the auspices of preserving Russia’s historical and cultural heritage. More recently, academic historians have become interested in this new field of research. As a result, many new publications on public history are now available, including many theoretical articles (dealing with concepts and methods). This growing interest is further reflected by various universities establishing programs on public history.[1]

Still, we face a paradox: On the one hand, publications on historical memory are booming, as is the interest in historical politics and trauma studies. On the other hand, there is a feeling that all this exists parallel to everyday reality. New monuments are built in the old way, i.e. in the form of large cast-iron statues of saints or kings. Military anniversaries and memorable dates are highlighted, and closely link the history of the Russian state with the church. The official discourse on and assessments of the past tend toward Soviet patterns.

History and Money

It has recently become quite common in Russia for specialists working with the past to talk about self-censorship. This springs from the nature and origin of historical project funding. Today, university administrations can influence the choice of research topics. There is also grant funding. Previously, it was possible to apply for project funds both outside Russia and with a number of Russian non-profit organizations (NPOs). However, the fact that many NPOs are increasingly labelled foreign agents has led Russian researchers living outside Moscow and Saint Petersburg to be wary of this possibility, fearing reprisals at their home university.

State funding requires submitting an application that describes the research topic. Priority is given to projects related to military history, state history and patriotic education. This scope strongly impacts the contents of grant applications.

More ideologically successful and independent are journalists and public historians not working closely with government organizations. Projects related to the creation of historical games have received financial support through crowdfunding platforms. Their sponsors are sometimes invited to publish books.

Screen and Stage

Journalists and historians are increasingly interested in when and how politicians share their historical views or evaluate individual events of the past. A lot of controversy and scandals have arisen because of how the past is described in school history textbooks. The release of historical Westerns and TV shows that mention Soviet or Russian history sparks heated debate in society and had led numerous politicians to deplore what they consider a blackening of the Russian past. In contrast, Russian film productions cause no such stir.[2]

Many popular historical projects have been created by journalists (e.g. “1917,” “1968” – see “Web Resources” at end of page). While professional historians have collected material for such projects, they have not taken the initiative. Often, these projects and their marketing are associated with large Russian banks and corporations.

Russia’s traumatic and conflicting past is more often and more creatively treated in theater productions, not only by independent companies (Teatr. Doc), but also on state-sponsored stages. For example, to mark Alexander Solzhenitsyn’s centenary, an opera adaptation of one of his stories about camp life — “One Day of Ivan Denisovich” — was first performed at the Bolshoi.[3]

Creating new historical books for children is gaining popularity. There is also a growing interest in historical comics or graphic novels for adults. However, the circulation of quality historical books written by historians is not large. The exception are books about Stalin, the Second World War and Special Services. Public demand focuses on historical fantasy, concepts of alternative history and various conspiracy theories, historical secrets and riddles.

Folklore and Travel

Outside the large centers, historical excursions (including interactive ones) are also becoming more popular. In the tourism sector, there is a growing demand for short weekend trips to historical sites. New directions are opening up, in addition to the Golden Ring and other widely known historical cities. This new thrust has been actively promoted by concerted efforts to brand Russian cities and cast them in a good light. However, professional historians and local historians are not always involved in this process. Sometimes, project teams have created historical and tourist legends about the past based on folklore, religious literature (saints’ lives) and military-patriotic stories, without taking into account the historical memory of local communities. Successful solutions have been stereotyped. As a result, different places have lost their local historical identity to imported “ready-made solutions,” leading to same-type museums mushrooming across the country (potato museums, vodka museums, etc.). When creating travel stories, these projects have carefully avoided the difficult moments of the Russian past, instead creating an optimistic version loyal to orthodox state history.

Public History and School

The very term and field of public history is still barely known to most Russian school teachers. If we talk about the application of history in school, then a lot depends on the individual teacher. On the one hand, a project approach is being introduced into Russian education, and schoolchildren are encouraged to do research. On the other, history teaching remains conservative. Regional specificity is noticeable and depends on a number of factors: the policy of regional authorities, the history of relations between the region and Moscow (Tatarstan, the Caucasian republics), the position of the school administration, curricula and textbooks purchased for schools and the individual history teacher’s personal interest and enthusiasm.

Extracurricular activities often involve family memory projects and patriotic education on the Second World War in association with war veterans. Local history and local patriotism are popular topics whereas a problematic approach to historical material is rare. Thus, for instance, the competition “Lessons of 20th-Century History,” which collects student work on the culture of historical memory in Russia, has invoked resistance: at the award ceremony in 2016, participants were doused with green paint. In 2017, teachers and schoolchildren were not recommended to write and send historical works to the oldest competition of its kind in Russia.[4] In 2019, “Russia 24” featured a story about the organizers of the contest and Memorial raising anti-patriots. Before entering the award ceremony, representatives of aggressive ultra-patiotic organizations were on duty,[5] who argued that talking about a troubled past was an excuse for Nazism.

This is not the first year in which the government has sought to create a single history textbook with the support of the Russian Orthodox Church. The envisaged teaching aid is supposed to reflect a single conception of the historical process, without contradictions and different interpretations of the past.[6]  Many historians object to this idea and have been accused of deliberately distorting and denigrating Russia’s past.[7]

Positivity

Besides the difficult circumstances under which Russian public historians work, there are also positive aspects. The number of people who have received training in the field of public history is growing, as is their willingness to carry their learnings into practice. While previously these were students interested in receiving grants, now historians, cinematographers and representatives of other professions are establishing programs and continuing education courses. Public history in Russia has enormous prospects. It seems to me that in the next decade such an approach will be extremely popular — especially after the public sphere has been demilitarized and the past depoliticized.

_____________________

Further Reading

• Etges, Andreas, and David Dean, eds. “Fallen Monuments.” International Public History Vol. 1, No. 2 (October 2018), https://www.degruyter.com/view/j/iph.2018.1.issue-2/issue-files/iph.2018.1.issue-2.xml (last accessed 14 October 2019).
• Kolyagina, Natalia. “Not only do we have nothing to hide, we should be proud and tell a lot about our teachers and students,” Lessons of History, 28 May, 2019. https://urokiistorii.ru/article/55795 (last accessed  18 August 2019).

Web Resources

• 1968 digital: https://1968.digital/ru/main (last accessed 14 October 2019).
• Project 1917: https://project1917.ru/ (last accessed 14 October 2019).

_____________________
[1] Universities offering master’s programs related to public history (another program is set to open in Kazan in 2020): http://www.rupublichistory.ru/edu/edum.html (last accessed  18 August 2019).
[2] For an excellent analysis of modern Russian historical cinema, see Andrew Arkhangelsky, “The Controller at the entrance to the hall: Loyalty codes as the basis of the cinema of the era of Putinism,” The Insader, 14 August, 2019. https://theins.ru/opinions/170991  (last accessed  18 August 2019).
[3] The opera “One day of Ivan Denisovich,” performed at the Bolshoi theatre: https://www.bolshoi.ru/performances/7062/ (last accessed  18 August 2019).
[4] Natalia Kolyagina, “Not only do we have nothing to hide, we should be proud and tell a lot about our teachers and students,” Lessons of History, 28 May, 2019. https://urokiistorii.ru/article/55795 (last accessed  18 August 2019).
[5] The goal of the NOD (National Liberation Movement) is the “restoration of sovereignty, lost in 1991”; “SERB” is a Russian liberation movement that advocates “the state ideology, aimed at maintaining the cult of traditional Russian family values, for the cessation of moral decomposition of society, imposed by the West.” These organizations are not persecuted by the police.
[6] For a brief introduction to the reasons why this issue is so painful for Russian society, see “Change of position: How has the attitude to the Russian revolution changed?” There I tried to briefly describe the changes in historical paradigms during the last century in Russia. Natalia Lipilina, “Review of Russian Exhibits and Media Projects on the Centennial of the Russian Revolution,” International Public History, Volume 1, Issue 2, 2018. https://doi.org/10.1515/iph-2018-0020.
[7] “Learning is light, a textbook is darkness. Unified educational tools on history, the Russian language and literature: a substitute for a unified ideology prohibited by the Constitution,” Novaya gazeta, 26 March 2017.  https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/03/26/71925-uchenie-svet-uchebnik-mrak (last accessed  18 August 2019).

_____________________

Image Credits

Remembrance © 2019 Natalia Lipilina. Same photo credit for all pictures.

Recommended Citation

Lipilina, Natalia: Lookout: Public History in Russia. In: Public History Weekly 7 (2019) 28, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2019-14338.

Zuerst eine Binsenweisheit: “Public History in Russland ist ein neues Phänomen.” Das Gespräch darüber begann vor 10 Jahren. Ich habe diesen Text mehrmals überarbeitet. Er war erst zu lang, dann zu langweilig und wirkte wie eine bloße Auflistung von Namen, Daten und Ereignissen. In dieser Fassung habe ich beschlossen, die Sachlage allgemeiner und weniger emotional zu beschreiben. Ich habe den Text mit Fotomaterial ergänzt, um die russische Public History “spürbar” zu machen. Moschajsk ist eine alte Stadt, dessen Denkmäler eine für den europäischen Teil Russlands typische Einstellung zur Vergangenheit repräsentieren.

Ein Blick auf russische Public History

Die Public History in Russland ist erst im Entstehen begriffen. Dies liegt daran, dass noch keine Doktorate auf diesem Gebiete verliehen worden sind und fortgeschrittenere Historiker*innen nicht immer bereit sind, den öffentlichen Raum zu betreten. Deshalb halten vor allem Journalist*innen populär-historische Vorträge und Kurse. Die Beziehungen zwischen Historiker*innen, Genealog*innen, Lokalhistoriker*innen und Public Historians sind komplex. Die professionelle Expertise in diesem Feld befindet sich im Anfangsstadium. Vor allem Kulturwissenschaftler*innen, Restaurator*innen und Anthropolog*innen interessierten sich bisher dafür für die sogenannte Public History. Früher geschah dies im Sinne der Erhaltung des historischen und kulturellen Erbes, während sich heute akademische Historiker*innen für das neue Forschungsgebiet interessieren. Es gibt inzwischen viele neue Publikationen zur Public History, darunter viele theoretische Artikel (über Begriffe und Methoden). Verschiedene Universitäten sind dabei entsprechende Studiengänge zu entwickeln.[1]

Die Situation ist etwas paradox: Auf der einen Seite steht ein Boom bei den Publikationen zum historischen Gedächtnis, wie auch beim Interesse an historischer Politik und an Traumaforschung. Auf der anderen Seite besteht das Gefühl, dass all dies in einer Parallelwelt zum russischen Alltag existiert.  Neue Denkmäler werden weiterhin wie bisher geschaffen: in Form von großen gusseisernen Statuen von Heiligen oder Königen. Militärjubiläen und denkwürdige Daten werden hervorgehoben und verbinden die Geschichte des russischen Staates eng mit der Kirche. Der offizielle Diskurs und die Einschätzungen zur Vergangenheit tendieren zu sowjetischen Mustern.

Geschichte und Geld

In letzter Zeit ist Selbstzensur unter Fachleuten, die mit der Vergangenheit arbeiten, zu einem relevanten Thema geworden. Unter anderem hängt dies mit der bestimmten Art der Projektfinanzierung zusammen. So können heute Hochschulverwaltungen die Wahl von Forschungsthemen beeinflussen. Bisher war es möglich, Projektfinanzierung sowohl im Ausland als auch von einer Reihe von russischen gemeinnützigen Organisationen (NPOs) zu erhalten. Die Einstufung solcher NPOs als ausländische Agenten hat jedoch dazu geführt, dass russische Forscher*innen, die außerhalb von Moskau und St. Petersburg leben, gegenüber dieser Möglichkeit vorsichtig  sind, da sie an ihren Universitäten Repressalien befürchten.

Der Erhalt von Geldern aus staatlichen Mitteln erfordert eine Bewerbung, die das Forschungsthema beschreibt. Im Vordergrund stehen Projekte in den Bereichen Militärgeschichte, Staatsgeschichte und patriotische Bildung. Dies hat starke Auswirkungen auf die Förderanträge.

Ideologisch erfolgreicher und unabhängiger sind Journalist*innen und Public Historians, die keine engen Arbeitsbeziehungen zu Regierungsorganisationen haben. Projekte im Zusammenhang mit dem Entwickeln historischer Spiele werden über Crowdfunding-Plattformen finanziell unterstützt. Sponsoren werden manchmal eingeladen, Bücher zu veröffentlichen.

Bildschirm und Bühne

Journalist*innen und Historik*innen interessieren sich zunehmend dafür, wann und wie Politiker*innen ihre historischen Ansichten teilen oder einzelne Ereignisse der Vergangenheit bewerten. Viele Kontroversen und Skandale entstehen durch die Beschreibung der Vergangenheit in Schulgeschichtsbüchern. Die Veröffentlichung historischer Western und Fernsehsendungen, die die sowjetische oder russische Geschichte erwähnen, hat eine hitzige Debatte in der Gesellschaft ausgelöst und zahlreiche Politiker*innen dazu gebracht, die Verunglimpfung der russischen Vergangenheit zu beklagen. Notabene erregen russische Filmproduktionen kein Aufsehen.[2]

Viele populär-historische Projekte wurden von Journalist*innen initiiert (“1917,” “1968” – siehe “Webressourcen” am Seitenende). Professionelle Historiker*innen waren zwar an der Materialsammlung für solche Projekte beteiligt, aber nicht bei der Konzeptualisierung. Die Finanzierung dieser Projekte, sowie ihre Vermarktung war mit großen russischen Banken und Unternehmen verbunden.

Das Thema der traumatischen und widersprüchlichen Vergangenheit Russlands wird immer öfter und kreativer auf der Bühne dargestellt, und zwar nicht nur in unabhängigen Theatern (Teatr. Doc), sondern auch auf staatlich geförderten Bühnen. So wurde zum Beispiel zum hundertjährigen Jubiläum von Alexander Solschenizyn eine seiner Geschichten über das Lagerleben mit dem Titel “Ein Tag im Leben von Ivan Denisovich” am Bolschoi Theater als Oper uraufgeführt.[3]

Die Verfassen neuer historischer Bücher für Kinder gewinnt an Popularität. Ebenso besteht ein wachsendes Interesse an historischen Comics oder Graphic Novels für Erwachsene. Die Verbreitung von hochwertigen historischen Büchern, die von Historiker*innen geschrieben wurden, ist jedoch nicht besonders groß. Davon ausgenommen sind Bücher über Stalin, den Zweiten Weltkrieg und Sonderdienste. Die öffentliche Nachfrage konzentriert sich auf die historische Fantasie, Konzepte der alternativen Geschichte und verschiedene Verschwörungstheorien, historische Geheimnisse und Rätsel.

Folklore und Reisen

Das Angebot von historischen Exkursionen (auch interaktiver Art) entwickelt sich stetig auch außerhalb der russischen Zentren. Im Tourismussektor steigt die Nachfrage nach kurzen Wochenendreisen zu historischen Stätten. Neben dem Goldenen Ring und anderen bekannten historischen Städten werden neue Möglichkeiten eröffnet. Dieser Schub wurde durch konzertierte Bemühungen gefördert, russische Städte zu vermarkten. Allerdings waren nicht immer professionelle Historiker*innen und Lokalhistoriker*innen in diesen Prozess eingebunden. Manchmal schufen Projektteams historische und touristische Legenden über die Vergangenheit basierend auf Folklore, religiöser Literatur (Heiligenleben) und militärisch-patriotischen Geschichten, ohne das historische Gedächtnis der lokalen Gemeinschaften zu berücksichtigen. Erfolgreiche Lösungen wurden stereotypisiert. Infolgedessen verloren verschiedene Orte ihre lokale historische Identität durch importierte “Fertiglösungen”, und es entstanden Museen desselben Typs (Kartoffelmuseum, Wodka-Museum usw.). Bei der Konzeption von Reisegeschichten wurden die schwierigen Momente der russischen Vergangenheit ausgeklammert und eine optimistische, orthodoxe Version der Staatsgeschichte geschaffen.

Public History und Schule

Der Begriff und das Gebiet der Public History ist den meisten russischen Lehrer*innen noch kaum bekannt. Wenn wir über die Anwendung der Geschichte in der Schule sprechen, dann hängt viel von der einzelnen Lehrperson ab. Auf der einen Seite wird ein Projektansatz in der russischen Bildung eingeführt, und die Schüler werden zur Forschung ermutigt. Andererseits bleibt der Geschichtsunterricht in der Schule konservativ. Regionale Besonderheiten sind spürbar und hängen von diversen Faktoren ab: die Politik der regionalen Behörden, der Geschichte der Beziehungen zwischen der Region und Moskau (Tatarstan, die Kaukasusrepubliken), der Stellung der Schulverwaltung, die Lehrpläne und Lehrbücher sowie das persönlichen Interesse und der Begeisterung der Geschichtslehrer*innen.

Beispiele außerschulischer Aktivitäten umfassen Projekte zum Thema Familiengedächtnis und zur patriotischen Erziehung an den Beispielen des Zweiten Weltkriegs sowie zur Kommunikation mit Kriegsveteranen. Beliebt sind Themen im Zusammenhang mit der lokalen Geschichte und dem lokalen Patriotismus. Ein problematisierender Umgang mit historischem Material ist selten. Der Wettbewerb “Lehren aus der Geschichte des 20. Jahrhunderts”, der Arbeiten von Schüler*innen über die Kultur des historischen Gedächtnisses in Russland sammelt, führte zu Protestaktionen. Bei der Preisverleihung 2016 wurden die Teilnehmer*innen mit grüner Farbe übergossen. Im Jahr 2017 wurde Lehrer*innen und Schüler*innen davon abgeraten, historische Arbeiten zu schreiben und für den ältesten Wettbewerb seiner Art einzureichen.[4]  Im Jahr 2019 strahlte der Sender “Russland 24” eine Geschichte über die Organisatoren des Wettbewerbs aus. Vor der Preisverleihung waren Vertreter*innen aggressiver ultra-patiotischer Organisationen im Einsatz,[5] die argumentierten, dass das Reden über eine bewegte Vergangenheit ein Versuch sei, den Nationalsozialismus zu entschuldigen.

Dies ist nicht das erste Jahr, in dem die Regierung versucht hat, mit Unterstützung der russisch-orthodoxen Kirche ein standardisiertes Geschichtsbuch zu verfassen. Das vorgesehene Lehrmittel soll eine einheitliche Konzeption des historischen Prozesses widerspiegeln, ohne Widersprüche und unterschiedliche Interpretationen der Vergangenheit. Viele Historiker*innen lehnen diese Idee ab und werden beschuldigt, die russische Vergangenheit bewusst zu verzerren und zu verunglimpfen.[7]

Positivität

Neben den Schwierigkeiten, unter denen russische Public Historians arbeiten, gibt es auch positive Aspekte. Die Zahl jener, die in Public History ausgebildet werden, wächst ebenso wie ihre Bereitschaft, dieses Wissen in die Praxis umzusetzen. Zunächst waren dies Student*innen, die an einem Ausbildungsstipendium interessiert waren. Historiker*innen, Filmschaffende und Vertreter*innen anderer Berufe schaffen nun laufende neue Programme und Weiterbildungskurse. Die Public History hat in Russland enorme Perspektiven. Es scheint mir, dass ein solcher Ansatz im nächsten Jahrzehnt äußerst populär sein wird. Besonders nach der Entmilitarisierung der öffentlichen Sphäre und der Entpolitisierung der Vergangenheit.

_____________________

Literaturhinweise

• Etges, Andreas, and David Dean, eds. “Fallen Monuments.” International Public History Vol. 1, No. 2 (October 2018), https://www.degruyter.com/view/j/iph.2018.1.issue-2/issue-files/iph.2018.1.issue-2.xml (last accessed 14 October 2019).
• Kolyagina, Natalia. “Not only do we have nothing to hide, we should be proud and tell a lot about our teachers and students,” Lessons of History, 28 May, 2019. https://urokiistorii.ru/article/55795 (last accessed  18 August 2019).

Webressourcen

• 1968 digital: https://1968.digital/ru/main (last accessed 14 October 2019).
• Project 1917: https://project1917.ru/ (last accessed 14 October 2019).

_____________________
[1] Universitäten, die Masterstudiengänge im Bereich Public History anbieten (ein weiteres Programm soll 2020 in Kasan eröffnet werden): http://www.rupublichistory.ru/edu/edum.html (letzter Zugriff 18. August 2019).
[2] Für eine exzellente Analyse des modernen russischen historischen Kinos, siehe Andrew Arkhangelsky, “The Controller at the entrance to the hall: Loyalty codes as the basis of the cinema of the era of Putinism,” The Insader, 14 August, 2019. https://theins.ru/opinions/170991  (letzter Zugriff 18. August 2019).
[3] Aufführung der Oper “Ein Tag im Leben von Ivan Denisovich” am Bolschoi Theater: https://www.bolshoi.ru/performances/7062/ (letzter Zugriff 18. August 2019).
[4] Natalia Kolyagina, “Not only do we have nothing to hide, we should be proud and tell a lot about our teachers and students,” Lessons of History, 28 May, 2019. https://urokiistorii.ru/article/55795 (letzter Zugriff 18. August 2019).
[5] NOD – Nationale Befreiungsbewegung. Ihr Ziel ist die “Wiederherstellung der 1991 verlorenen Souveränität”; “SERB” ist eine russische Befreiungsbewegung, die “für die Staatsideologie eintritt, die darauf abzielt, den Kult der traditionellen russischen Familienwerte aufrechtzuerhalten, für die Beendigung der vom Westen auferlegten moralischen Zersetzung der Gesellschaft”. Diese Organisationen werden von der Polizei nicht verfolgt.
[6] Für eine kurze Einführung in die Gründe, warum dieses Thema für die russische Gesellschaft so schmerzhaft ist, verweise auf meinen Aufsatz “Change of position: How has the attitude to the Russian revolution changed?” Darin versuche ich, die Veränderungen der historischen Paradigmen während des letzten Jahrhunderts in Russland kurz zu beschreiben. Natalia Lipilina, “Review of Russian Exhibits and Media Projects on the Centennial of the Russian Revolution,” International Public History, Volume 1, Issue 2, 2018. https://doi.org/10.1515/iph-2018-0020.
[7] “Learning is light, a textbook is darkness. Unified educational tools on history, the Russian language and literature: a substitute for a unified ideology prohibited by the Constitution,” Novaya gazeta, 26 March 2017.  https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/03/26/71925-uchenie-svet-uchebnik-mrak (letzter Zugriff 18. August 2019).

_____________________

Abbildungsnachweis

Remembrance © 2019 Natalia Lipilina. Same photo credit for all pictures.

Übersetzung

Mark Kyburz

Empfohlene Zitierweise

Lipilina, Natalia: Ausguck: Public History in Russland. In: Public History Weekly 7 (2019) 28, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2019-14338.