Abstract: In modern Russia, the October Revolution of 1917 is not celebrated for more than a quarter of a century. However, the centennial anniversary of 1917 cannot be circumvented. In school history, 1917 is included in the list of “difficult issues” of teaching, and this is officially reflected in the “Historical and Cultural Standard” (HCS). In line with the requirements of the “Standard”, the name of the events of 1917 in the history teaching changed. 1917 and the subsequent events, which in many ways changed the modern world, are now commonly called the “Great Russian Revolution.”
DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2017-9956.
Languages: Pусский, English, Deutsch
В современной России не празднуют Октябрьскую революцию 1917 более четверти века. Однако, столетний юбилей 1917 невозможно обойти. В школьной истории 1917 год включен в перечень «трудных вопросов» преподавания, и это официально отражено в «Историко-культурном стандарте» (ИКС). В русле требований «Стандарта» изменилось наименование событий 1917 года в преподавании истории. 1917 год и последовавшие события, которые во многом изменили современный мир, теперь принято называть «Великой Русской революцией».
Эхо 1917 год в СССР: 1937 – 1987
Революционные события Октября 1917 года, конечно, праздновали в советскую эпоху как великую дату, открывшую новую эру в истории человечества. Однако по разным причинам контекст празднования выглядел чаще всего турбулентным и способствовавшим развитию мифов. В результате политических событий эхо 1917 года приобретало подчас совершенно иной смысл. В 1937 накануне юбилея начался «большой террор», в результате которого, фактически, в СССР уничтожили активных участников Октябрьской революции 1917. В 1957 году празднование юбилея проходило в новой обстановке. Никита С. Хрущев критиковал в 1956 на XX съезде КПСС культ личности И.В. Сталина и провозгласил, что переход к социализму не обязательно осуществлять строго по советскому опыту, можно опираться на национальные особенности. Началась «оттепель» в СССР. В Польше и Венгрии вспыхнуло национальное сопротивление. А во всем остальном коммунистическом мире начали активно пересматривать результаты Октября 1917. В 1967 году Н.С. Хрущев был уже отстранен от власти, а через год после юбилея Октября в Чехословакию вошли в 1968 советские войска. Юбилей Октября в 1977 был отмечен утверждением Леонида И. Брежнева, что в СССР был построен «развитой социализм», и, поскольку это была длительная фаза развития, Верховный совет принял в октябре 1977 новую конституцию СССР. В 1987 началась критическая дискуссия об Октябре 1917. Впервые возникало массовое ощущение «неудобности» этих юбилейных торжеств. Таким образом, у юбилейных дат и в прежние годы не развивался необходимый фон.
Юбилеи и «паблик хистори»
История юбилеев имеет свое собственное культурное поле в публичной истории.
История больших юбилеев выводит публичную историю за рамки обычной локальной проблематики, казалось бы, далекой от постановки больших проблем гражданского образования и конструирования идентичности. По мнению многих профессиональных историков, публичная история не должна подниматься до общенациональных тем и вопросов, формирующих национальную идентичность.[1] Однако юбилеи как раз возвышают публичную историю до главных тем национального исторического нарратива. Столетие 1917 года – должно было стать таким юбилеем, определяющим отношение к прошлому в обществе, акцентирующим память о трагедии последствий революции. В современной России этот юбилей оказался неподходящим, «неудобным» с точки зрения патронируемой сверху истории, основная концепция которой строится на акцентировании стабильности власти государства и вреда любой революции для общества.
Политика, научное сообщество и юбилей 1917
Обычно государственные юбилеи сопровождались в России созданием комиссий под руководством видных политиков или лидеров государства. Юбилейный 2017 – другой, менее акцентированный. В декабре 2016 года президент РФ Владимир В. Путин в «Послании Президента Федеральному Собранию» упомянул о предстоящем «столетия Февральской и Октябрьской революций» и призвал «ещё раз обратиться к причинам и самой природе революций в России» [2]. В состав комитета по подготовке празднования столетия 1917 вошли видные историки и деятели культуры. Ректор МГИМО (университета) Анатолий В. Торкунов возглавил комитет. Попытка привести всех историков под одно знамя и внедрить новое официальное отношение к событиям столетней истории была предпринята еще в 2015 году министром культуры РФ Владимиром Мединским. Он сформулировал «тезисы платформы национального примирения». Первым номером в них значилось «признание преемственности исторического развития от Российской империи через СССР к современной Российской Федерации», под вторым — «осознание трагизма общественного раскола». Третий пункт призывал к «уважению памяти героев обеих сторон, искренне отстаивавших свои идеалы и невиновных в массовых репрессиях и военных преступлениях». Четвертый требовал «осуждения идеологии революционного террора», и пятый – «понимания ошибочности ставки на помощь зарубежных «союзников» во внутриполитической борьбе».[3] Однако, как продемонстрировали многочисленные конференции, это начинание В. Мединского историки не приняли, и количество дискуссий, выходящих далеко за рамки предложенных пяти тезисов о революции 1917 года, не уменьшилось.
Подготовка к уроку истории 1917
Школьные учителя истории поставлены в непростое положение. Они должны сделать собственный выбор в условиях, когда нет согласия в интерпретации событий между учеными историками. Учителя повторяют жалобы на несоответствие материалов новых школьных учебников требованиям Федерального государственного образовательного стандарта и Историко-культурного стандарта.[4] Эти различия могут оказывать влияние на подготовку учащихся к ЕГЭ, так как контрольно-измерительные материалы к ЕГЭ строятся на основе Историко-культурного стандарта. В ИКС содержится интересное изменение терминологии, не закрепленное еще в учебной литературе. Например, вся история революции с февраля по ноябрь 1917 именуется «Великой русской революцией», события февраля-марта 1917 – «Февральским переворотом и падением монархии», а события 25-26 октября (7-8 ноября по новому стилю) – «Свержением временного правительства и взятием власти большевиками».[5] Все это добавляет новые оттенки в существующую разноголосицу. Тем не менее, в этом противоречивом водовороте интерпретаций есть повод для оптимизма. Учителя истории по-прежнему сохраняют свободу собственной точки зрения, так же как их и ученики могут сами свободно высказываться по истории 1917.
_____________________
Литература
- Abdulaev, EH.N., Morozov, A.YU, Rossiya ot fevralya k oktyabryu 1917 goda. Materialy dlya provedeniya problemnogo zanyatiya: Prepodavanie istorii v shkole, 2017: 16-18.
- Kolonitskii, Boris. “Russian Historiography of the 1917 Revolution.” History & Memory 21, no 2, (Fall/Winter2009): 34-59.
- Petrov, YU.A. “Rossiya nakanune Velikoj revolyucii 1917 g.: sovremennye istoriograficheskie tendencii”, Rossijskaya istoriya 2 (2017): 3-16.
Ссылки в Интернете
- Russian Revolution of 1917: https://www.britannica.com/event/Russian-Revolution-of-1917 (Дата обращения 14 августа 2017).
- RUSSIAN REVOLUTION: http://www.history.com/topics/russian-revolution (Дата обращения 14 августа 2017).
_____________________
[1] John Tosh, “Public History, Civic Engagement and the Historical Profession in Britain, History,” The Journal of Historical Association, 335 (2014), 191–212.
[2] ПосланиеПрезидента Федеральному Собранию. 1 декабря 2016. Москва. Кремль. http://www.kremlin.ru/events/president/news/53379 (Датаобращения 14 августа 2017).
[3] Мединскийначалподготовку к революции, https://www.gazeta.ru/science/2015/05/20_a_6695345.shtml (Датаобращения 14 августа 2017).
[4] КурдюковаХ.П. Соответствие школьных учебников по истории России нового поколения требованиям Историко-культурногостандарта, Успехи современной науки и образования, 4 (2017), 209-212.
[5] Историко-культурный стандарт, http://rushistory.org/proekty/kontseptsiya-novogo-uchebno-metodicheskogo-kompleksa-po-otechestvennoj-istorii/istoriko-kulturnyj-standart.html (Дата обращения 14 августа 2017).
_____________________
Image Credits
“You signed up as a volunteer?” Poster outside the British Library. Advertising the exhibition “Russian Revolution: Hope, Tragedy, Myths” © Alan Stanton (2017) via Flickr
Recommended Citation
Khodnev, Alexander, Centenary of the Great Russian Revolution of 1917. In: Public History Weekly 5 (2017) 30, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2017-9956.
In modern Russia, the October Revolution of 1917 is not celebrated for more than a quarter of a century. However, the centennial anniversary of 1917 cannot be circumvented. In school history, 1917 is included in the list of “difficult issues” of teaching, and this is officially reflected in the “Historical and Cultural Standard” (HCS). In line with the requirements of the “Standard”, the name of the events of 1917 in the history teaching changed. 1917 and the subsequent events, which in many ways changed the modern world, are now commonly called the “Great Russian Revolution.”
Echo of 1917 in the USSR: 1937 – 1987
The revolutionary events of October 1917 were, of course, celebrated in the Soviet era as memorable events which opened a new era in the history of humankind. However, for various reasons, the context of the celebration often looked more turbulent and contributed to the development of myths. Because of the political events, the echo of 1917 obtained an entirely different meaning. In 1937, on the eve of the jubilee 20th anniversary, the “Great Terror” began, leading to trying and eliminating the active participants in the October Revolution of 1917 throughout the USSR. In 1957, the celebration of the 40th anniversary was held in a new situation. At the 20th Congress of the CPSU in 1956, Nikita S. Khrushchev criticized the Joseph V. Stalin’s “cult of personality” and proclaimed that the transition to socialism does not necessarily have to be carried out strictly according to Soviet practice; one can rely on national characteristics. Thus began the “thaw” in the USSR. National resistance broke out in Poland and Hungary. In addition, the rest of the Soviet communist world began actively revising the results of October 1917. In 1967, N.S. Khrushchev had already been removed from power and in 1968, a year after the 40th anniversary of the October Revolution, Soviet troops invaded Czechoslovakia. The anniversary of October in 1977 was marked by Leonid I. Brezhnev’s assertion that “developed socialism” was already built in the USSR, and since this was a long phase of development, in October 1977 the Supreme Council adopted a new USSR constitution. In 1987, a critical discussion about October 1917 began. For the first time, a mass feeling arose of the “inconvenience” of these jubilee celebrations. Thus, the jubilee anniversary date did not have the same environment as in previous years.
Centenaries and public history
The history of anniversaries has its own cultural field in public history. Centenaries, large-scale and visible anniversaries, raise public history beyond the scope of the usual local problems, seemingly far from posing great problems of civic education and identity construction. According to many professional historians, public history should not go up to current national topics and issues that shape the national identity.[1] However, centenary anniversaries incorporate the main themes of the national historical grand narrative into public history. The centenary of 1917 was to become such an anniversary, determining the society’s attitude towards the past and accentuating the memory of the tragic consequences of the revolution. In modern Russia however, this anniversary has turned out to be inappropriate, and “uncomfortable” from the point of view of history patronized from above, the basic concept of which is based on emphasizing the stability of state power and curtailing any revolutionary instincts in society.
Politics, the scientific community and the anniversary of 1917
Traditionally, state jubilees in Russia have been accompanied by the creation of commissions under the leadership of prominent politicians or state leaders. The anniversary in 2017 is similar, albeit less accented. In December 2016, President Vladimir V. Putin in his “Address to the Federal Assembly” referred to the upcoming year as “the centenary of the February and October revolutions” and called for “once again addressing the causes and the very nature of the revolutions in Russia”.[2] The committee for the preparation of the celebration of the centenary 1917 included prominent historians and cultural figures. The rector of the Moscow State Institute of International Relations (University) Anatoly V. Torkunov was appointed to head the committee. An attempt to bring all historians under one banner and introduce a new official attitude to the events making up the one-hundred-year history was made in 2015 by the Minister of Culture of the Russian Federation, Vladimir Medinsky. He formulated “theses of the platform of national reconciliation”. The first was “recognition of the continuity of historical development from the Russian Empire through the USSR to the modern Russian Federation”; and the second was “the awareness of the tragedy of a social split.” The third point called for “respect for the memory of the heroes on both sides, who sincerely defended their ideals and were innocent of mass repression and war crimes.” The fourth thesis demanded “condemnation of the ideology of revolutionary terror,” and the fifth required “an understanding of the erroneousness of counting on the help of foreign ‘allies’ in internal political struggles”.[3] However, as demonstrated by numerous conferences, historians did not accept the initiative of V. Medinsky, and the numerous discussions have taken place that go far beyond his proposed five theses on the revolution of 1917.
Preparing for the History Lesson of 1917
School history teachers in Russia are placed in a difficult situation. When there is no agreement on the interpretation of events between historians, they must make their own choices. Teachers repeatedly complain about the discrepancy between the materials in new school textbooks and the requirements of the Federal State Educational Standard and the Historical and Cultural Standard.[4] These differences can influence the preparation of pupils for the Universal State Examination, as the test and preparatory materials for the USE are based on the Historical and Cultural Standard. The HCS contains an interesting change in the terminology, not fixed in the educational literature. For example, the entire history of the revolution from February to November 1917 is called the “Great Russian Revolution”; the events of February-March 1917 are “The February overthrow and the fall of the monarchy”; and the events of October 25-26 (November 7-8 in the new style calendar) are “The overthrow of the Russian Provisional Government and seizure of power by the Bolsheviks “.[5] All this adds new shades of meaning to the existing divergences. Nevertheless, in this contradictory maelstrom of interpretations there is a reason for optimism. Teachers of history retain the freedom to present their own points of view, just as their students can freely express themselves on the history of 1917.
_____________________
Further Reading
- Abdulaev, EH.N., Morozov, A.YU, Rossiya ot fevralya k oktyabryu 1917 goda. Materialy dlya provedeniya problemnogo zanyatiya: Prepodavanie istorii v shkole, 2017, p. 16-18.
- Kolonitskii, Boris. “Russian Historiography of the 1917 Revolution.” History & Memory 21, no 2, (Fall/Winter2009): 34-59.
- Petrov, YU.A. “Rossiya nakanune Velikoj revolyucii 1917 g.: sovremennye istoriograficheskie tendencii”, Rossijskaya istoriya 2 (2017), 3-16.
Web Resources
- Russian Revolution of 1917: https://www.britannica.com/event/Russian-Revolution-of-1917 (last accessed 14 August 2017).
- RUSSIAN REVOLUTION: http://www.history.com/topics/russian-revolution (last accessed 14 August 2017).
_____________________
[1] John Tosh, “Public History, Civic Engagement and the Historical Profession in Britain,” History: The Journal of Historical Association 99, no. 335 (2014): 191–212.
[2] Poslanie Prezidenta Federal’nomu Sobraniyu. 1 dekabrya 2016. Moskva. Kreml’: http://www.kremlin.ru/events/president/news/53379 (last accessed 14 August 2017).
[3] Medinskij nachal podgotovku k revolyucii https://www.gazeta.ru/science/2015/05/20_a_6695345.shtml (last accessed 14 August 2017).
[4] H.P. Kurdyukova, “Sootvetstvie shkol’nyh uchebnikov po istorii Rossii novogo pokoleniya trebovaniyam Istoriko-kul’turnogo standarta,” Uspekhi sovremennoj nauki i obrazovaniya 4 (2017): 209-212.
[5] Istoriko-kulturny standart: http://rushistory.org/proekty/kontseptsiya-novogo-uchebno-metodicheskogo-kompleksa-po-otechestvennoj-istorii/istoriko-kulturnyj-standart.html (last accessed 14 August 2017).
_____________________
Image Credits
“You signed up as a volunteer?” Poster outside the British Library. Advertising the exhibition “Russian Revolution: Hope, Tragedy, Myths” © Alan Stanton (2017) via Flickr
Recommended Citation
Khodnev, Alexander, Centenary of the Great Russian Revolution of 1917. In: Public History Weekly 5 (2017) 30, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2017-9956.
Im heutigen Russland wurde der Jahrestag der Oktoberrevolution von 1917 seit über einem Vierteljahrhundert nicht mehr begangen. Der 100. Jahrestag ließ sich jedoch nicht ignorieren. In der Schule gehört das Jahr 1917 zu den “schwierigen Themen“, was sich offiziell auch in den Historischen und Kulturellen Standards (HKS) widerspiegelt. Entsprechend der Anforderungen der HKS hat sich die Benennung der Ereignisse von 1917 im Schulunterricht gewandelt. Das Jahr 1917 und die ihm folgenden Ereignisse, die in vielerlei Hinsicht die moderne Welt verändert haben, werden heute als “Große Russische Revolution“ bezeichnet.
Das Echo der Revolution in der UdSSR: 1937 – 1987
Die revolutionären Ereignisse des Oktobers 1917 wurden in der Sowjetzeit verständlicherweise als Anbeginn einer neuen Ära für die Geschichte der Menschheit gefeiert. Oft jedoch fiel der Jahrestag in unruhige Zeiten, was zur Mythenbildung beitrug.
Durch die folgenden politischen Ereignisse erlangte das Jahr 1917 eine vollkommen neue Bedeutung. 1937 begann kurz vor den Feierlichkeiten zum 20. Jahrestag der “Große Terror“, der zur Verfolgung und Vernichtung der ehemaligen AkteurInnen der Oktoberrevolution in der gesamten UdSSR führte. 1957 fand der 40. Jahrestag wiederum unter neuen Bedingungen statt. Während des XX. Parteitags der KPdSU hatte Nikita Chruschtschow 1956 den Personenkult um Stalin kritisiert und verkündet, der Sozialismus sei nicht allein nach einem starren sowjetischen Modell zu erreichen, sodass jeweilige nationale Eigenheiten berücksichtigt werden könnten. Damit begann in der UdSSR das “Tauwetter“. In Polen und Ungarn formierte sich nationaler Widerstand und in den übrigen kommunistischen Teilrepubliken wurden die Folgen der Oktoberrevolution revidiert. 1967, als Chruschtschow bereits abgesetzt worden war, und 1968, ein Jahr nach dem 40. Jahrestag der Oktoberrevolution, marschierten sowjetische Truppen in der Tschechoslowakei ein. Der Jahrestag im Oktober 1977 wurde von Breschnews Versicherung, die UdSSR habe bereits einen “entwickelten Sozialismus“ erreicht, und von der vom Obersten Sowjet neu angenommenen sowjetischen Verfassung bestimmt. 1987 setzte eine kritische Debatte über die Oktoberrevolution ein. Erstmals entstand ein gesellschaftliches Gefühl der “Unannehmlichkeit“ dieser Jubiläumsfeierlichkeiten, so dass der Jahrestag einen anderen Kontext als in den Jahren zuvor bekam.
Jahrhundertfeiern und Public History
Die Geschichte von Jubiläumsfeierlichkeiten stellt ein eigenes Forschungsfeld innerhalb der Public History dar. Dabei führen Jahrhundertfeiern und andere große, sichtbare Jahrestage die Public History über den sonst üblichen Rahmen lokaler Problemstellungen hinaus und richten ihren Fokus auf Fragen der politischen Bildung und Identitätsstiftung. Viele HistorikerInnen vertreten die Ansicht, dass sich die Public History nicht mit aktuellen gesellschaftlichen Themen und Fragen der nationalen Identität beschäftigen sollte.[1] Die wissenschaftliche Analyse von Jahrhundertfeiern lenkt aber das Hauptaugenmerk auf zentrale Aspekte der großen nationalen Erzählungen. Der 100. Jahrestag des Oktobers 1917 sollte zu so einem Jubiläum werden, das die Haltung der Gesellschaft zur Vergangenheit bestimmte und den Fokus auf die tragischen Folgen der Revolution richtete.
Im heutigen Russland erwies sich der Jahrestag als “unpassend“, da er mit dem von der Regierung geförderten Geschichtsbild in Konflikt steht, das die Stabilität der Staatsmacht betont und jegliche revolutionäre Regungen innerhalb der Gesellschaft zu unterdrücken sucht.
Politiker, Wissenschaftler und der Jahrestag von 1917
Russische Staatsfeiertage werden traditionell von der Bildung einer politisch hochrangig besetzten Kommission begleitet. So auch das Jubiläum 2017, wobei längst nicht derart prominent. In seiner jährlichen “Rede über die Lage der Nation“ bezeichnete Putin im Dezember 2016 das folgende als das “Jahr des hundertsten Jubiläums der Februar- und Oktoberrevolutionen“ und forderte “abermals die Gründe und den Charakter der russischen Revolutionen zu thematisieren“.[2] In das Vorbereitungskomitee für die Jahrhundertfeierlichkeiten wurden bekannte HistorikerInnen und KulturvertreterInnen eingeladen und der Rektor des Staatlichen Moskauer Instituts für Internationale Beziehungen, Anatoli V. Torkunov, zu ihrem Vorsitzenden ernannt. Bereits 2015 hatte der russische Kulturminister Wladimir Medinski den Versuch unternommen, alle HistorikerInnen zusammenzubringen und eine neue offizielle Lesart der Ereignisse zu präsentieren. Medinski formulierte “Thesen der nationalen Versöhnung“. Die erste sprach von der “Anerkennung der Kontinuität historischer Prozesse von der Zeit des Russischen Reichs über die Sowjetunion bis hin zur modernen Russischen Föderation“; die zweite vom “Bewusstsein um die tragische Spaltung der Gesellschaft“. Drittens wurde verlangt, “das beiderseitige Heldengedenken zu respektieren – vorausgesetzt, dass sie ehrlich für ihre Ideale eingestanden sind und sich keiner Kriegsverbrechen und Massenrepressionen verschuldet hatten. Die vierte These forderte die “Ideologie des revolutionären Terrors zu verurteilen“ und die fünfte, “bei internen politischen Streitigkeiten nicht auf die Hilfe ausländischer “Alliierter“ zu vertrauen“.[3]
Wie sich jedoch auch auf vielen Konferenzen zeigte, nahmen die HistorikerInnen Medinskis Initiative nicht an, und es wurden Diskussionen geführt, die weit über die von ihm formulierten fünf Thesen über die Revolution von 1917 hinausgingen.
Vorbereitungen für die Lehren aus dem Jahr 1917
GeschichtslehrerInnen befinden sich in Russland in einer schwierigen Lage. Da es keine einheitliche Auslegung der Ereignisse gibt, müssen sie eigene Entscheidungen treffen. Regelmäßig beschweren sich LehrerInnen über Widersprüche zwischen neuen Geschichtslehrwerken und den Anforderungen der Staatlichen Bildungsstandards sowie den Historischen und Kulturellen Standards (HKS).[4] Diese Unterschiede haben Auswirkungen auf die Vorbereitung der SchülerInnen auf die Einheitliche Staatliche Prüfung (Единый государственный экзамен, EGE), deren Fragen auf den HKS basieren. Die HKS weisen interessante Wechsel in der verwendeten Terminologie auf, die sich nicht in den Lehrwerken widerspiegeln. Beispielsweise wird die gesamte revolutionäre Zeit vom Februar bis zum November 1917 als “Große Russische Revolution“ bezeichnet, die Ereignisse vom Februar und März 1917 als “Februarumsturz und Sturz der Monarchie“ und die Ereignisse um den 25. und 26. Oktober (7.-8. November nach gregorianischem Kalender) als “Sturz der Russischen Provisorischen Regierung und Machtergreifung der Bolschewiki”.[5] Dies fügt den bereits bestehenden Meinungsunterschieden noch neue Bedeutungsnuancen hinzu. Trotz dieses Malstroms widersprüchlicher Interpretationen bleibt Raum für Optimismus, gewinnen doch GeschichtslehrerInnen dadurch Freiräume, ihre eigenen Sichtweisen vorzustellen, und ihre SchülerInnen können sich frei über die Geschichte des Jahres 1917 äußern.
_____________________
Literaturhinweise
- Abdulaev, EH.N., Morozov, A.YU, Rossiya ot fevralya k oktyabryu 1917 goda. Materialy dlya provedeniya problemnogo zanyatiya: Prepodavanie istorii v shkole, 2017, p. 16-18.
- Kolonitskii, Boris. “Russian Historiography of the 1917 Revolution.” History & Memory 21, no 2, (Fall/Winter2009): 34-59.
- Petrov, YU.A. “Rossiya nakanune Velikoj revolyucii 1917 g.: sovremennye istoriograficheskie tendencii”, Rossijskaya istoriya 2 (2017), 3-16.
Webressourcen
- Russian Revolution of 1917: https://www.britannica.com/event/Russian-Revolution-of-1917 (letzter Zugriff: 14. August 2017).
- RUSSIAN REVOLUTION: http://www.history.com/topics/russian-revolution (letzter Zugriff: 14. August 2017).
_____________________
[1] John Tosh, “Public History, Civic Engagement and the Historical Profession in Britain,” History: The Journal of Historical Association 99, no. 335 (2014): 191–212.
[2] Poslanie Prezidenta Federal’nomu Sobraniyu. 1 dekabrya 2016. Moskva. Kreml’: http://www.kremlin.ru/events/president/news/53379 (letzter Zugriff: 14. August 2017).
[3] Medinskij nachal podgotovku k revolyucii https://www.gazeta.ru/science/2015/05/20_a_6695345.shtml (letzter Zugriff: 14. August 2017).
[4] H.P. Kurdyukova, “Sootvetstvie shkol’nyh uchebnikov po istorii Rossii novogo pokoleniya trebovaniyam Istoriko-kul’turnogo standarta,” Uspekhi sovremennoj nauki i obrazovaniya 4 (2017): 209-212.
[5] Istoriko-kulturny standart: http://rushistory.org/proekty/kontseptsiya-novogo-uchebno-metodicheskogo-kompleksa-po-otechestvennoj-istorii/istoriko-kulturnyj-standart.html (letzter Zugriff: 14. August 2017).
____________________
Abbildungsnachweis
“You signed up as a volunteer?” Poster outside the British Library. Advertising the exhibition “Russian Revolution: Hope, Tragedy, Myths” © Alan Stanton (2017) via Flickr
Übersetzung
Maria Albers (maria.albers/at/hotmail.de)
Empfohlene Zitierweise
Khodnev, Alexander: Der 100. Jahrestag der Russischen Revolution von 1917. In: Public History Weekly 5 (2017) 30, DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2017-9956.
Copyright (c) 2017 by De Gruyter Oldenbourg and the author, all rights reserved. This work may be copied and redistributed for non-commercial, educational purposes, if permission is granted by the author and usage right holders. For permission please contact the editor-in-chief (see here). All articles are reliably referenced via a DOI, which includes all comments that are considered an integral part of the publication.
The assessments in this article reflect only the perspective of the author. PHW considers itself as a pluralistic debate journal, contributions to discussions are very welcome. Please note our commentary guidelines (https://public-history-weekly.degruyter.com/contribute/).
Categories: 5 (2017) 30
DOI: dx.doi.org/10.1515/phw-2017-9956
Tags: Anniversary (Jubiläum), Language: Russian, Master Narratives (Meistererzählungen), Revolution, Russia (Russland)
For an English version, please, scroll down.
Историкам, а учителям истории в особенности, очень важно узнать, как в Историко-культурном стандарте (ИКС) предлагается оценивать революционные события Октября 2017 г. в России. Спасибо А.С.Ходневу за то, что он процитировал последний ИКС, в котором эти события характеризуют так: вся история революции с февраля по ноябрь 1917 именуется «Великой русской революцией», события февраля-марта 1917 – «Февральским переворотом и падением монархии», а события 25-26 октября (7-8 ноября по новому стилю) – «Свержением временного правительства и взятием власти большевиками». Справедливо и собственное заключение А.С.Ходнева о том, что «все это добавляет новые оттенки в существующую разноголосицу. Тем не менее, в этом противоречивом водовороте интерпретаций есть повод для оптимизма. Учителя истории по-прежнему сохраняют свободу собственной точки зрения, так же как их и ученики могут сами свободно высказываться по истории 1917».
Не совсем согласимся с А.С.Ходневым в том, что «как продемонстрировали многочисленные конференции, это начинание В. Мединского (речь идёт о сформулированных в 2015 г. министром культуры РФ В.Мединским «тезисах платформы национального примирения» – Г.К.) историки не приняли, и количество дискуссий, выходящих далеко за рамки предложенных пяти тезисов о революции 1917 года, не уменьшилось». Во-первых, на наш взгляд, хорошо, что количество дискуссий не уменьшилось. Во-вторых, весьма знаковым стало проведение 27-28 сентября 2017 г. Международной конференции на базе МИГИМО(Университет) и Института Всеобщей истории РАН, посвящённой влиянию российских революционных событий событий Октября 2017 г. на ход мировой истории. С докладами на конференции выступило 150 учёных со всего мира. Знаковым стало проведение в России в момент этой конференции очередной сессии Международной Ассоциации историков, собирающейся на свои заседания раз в три года. Доклады участников конференции будут опубликованы, и несомненно, послужат основанием для продолжения дискуссий, уточнения оценочных суждений и нового взгляда на некоторые события. И, конечно, для учителей-историков они послужат важным подспорьем в преподавании.
А.С.Ходнев в разделе «Эхо 1917 год в СССР: 1937 – 1987» уже хорошо подвёл итоги того, как в СССР трактовали Октябрь 1917 г., но стоит с учётом материалов выше упомянутой конференции, может, каких-либо других заслуживающих внимания конференций, продолжить анализ этой трактовки.
Что касается «паблик хистори», то стоит только несколько порассуждать над следующим утверждением А.С.Ходнева: «История юбилеев имеет свое собственное культурное поле в публичной истории. История больших юбилеев выводит публичную историю за рамки обычной локальной проблематики, казалось бы, далекой от постановки больших проблем гражданского образования и конструирования идентичности. По мнению многих профессиональных историков, публичная история не должна подниматься до общенациональных тем и вопросов, формирующих национальную идентичность». Хотелось бы знать личную точку зрения автора по поводу заявления о том, должна ли публичная история подниматься до общенациональных проблем.
Иными словами, следует ждать новых публикаций А.С.Ходнева, в частности, о взаимосвязи локальной и глобальной истории.
——————————–
For historians and history teachers it is very important to learn how the Historical and Cultural Standard (HCS) invites to evaluate the revolutionary events of October 2017 in Russia. Thank to Alexander S. Khodnev for quoting the last HCS, in which these events are characterized in this way: the whole history of the revolution from February to November 1917 is called the “Great Russian Revolution”, the events of February-March 1917 – “The February coup and the fall of the monarchy”, and the events of October 25-26 (November 7-8, new style) – “Overthrow of the Provisional Government and the seizure of power by the Bolsheviks”. The Khodnev’s own conclusion is also true that “all this adds new shades of meaning to the existing divergences. Nevertheless, in this contradictory maelstrom of interpretations there is a reason for optimism. Teachers of history retain the freedom to present their own points of view, just as their students can freely express themselves on the history of 1917.”
We do not fully agree with Alexander S. Khodnev in this: “As demonstrated by numerous conferences, this is the beginning of Vladimir Medinsky (it is about the” formulated in 2015 by the Minister of Culture of the Russian Federation Vladimir Medinsky “theses of the platform of national reconciliation” – G.K. ) historians have not accepted, and the number of discussions that go far beyond the proposed five theses on the revolution of 1917 has not diminished. First, in our opinion, it is good that the number of discussions has not diminished. Secondly, the September 27-28, 2017 International Conference based on MGIMO (University) and the Institute of Universal History of the Russian Academy of Sciences devoted to the impact of the Russian revolutionary events of October 2017 on the course of world history was very significant. 150 scientists from all over the world spoke at the conference. Significant was the holding in Russia at the time of this conference of the regular session of the International Association of Historians, gathering at their meetings every three years. The reports of the conference participants will be published, and undoubtedly, will serve as the basis for continuing the discussions, clarifying the value judgments and a new look at some events. And, of course, for teachers, historians, they will be an important help in teaching.
Alexander S. Khodnev in the section “The Echo of 1917 in the USSR: 1937 – 1987” has already summed up the results of how the October 1917 was dealt with in the USSR, but taking into account the materials of the above-mentioned conference, and maybe other noteworthy conferences, it is essential to continue the analysis of this interpretation.
As for the “public history”, it is worth to reflect on the following statement of Alexander S. Khodnev: “The history of anniversaries has its own cultural field in public history. Centenaries, large-scale and visible anniversaries, raise public history beyond the scope of the usual local problems, seemingly far from posing great problems of civic education and identity construction. According to many professional historians, public history should not go up to current national topics and issues that shape the national identity.” I would like to know the personal point of view of the author about the statement about whether public history should rise up to national problems.
In other words, we should wait for new publications by Alexander S. Khodnev, in particular, on the relationship between local and global history.
Интересно было бы посмотреть на Великую Русскую революцию 1917 через образ тех событий, созданный либеральной интеллигенцией, – писателями, прежде всего.
Дмитрий Сергеевич Мережковский видел в ней торжество «грядущего хама». Сентенция для Мережковского имела значение некоей скорее нравственной, чем социальной категории. Это торжество усреднённости, пошлости, тёмных стихийных начал человеческой природы.
Михаил Михайлович Пришвин писал, что в революции «зверь безумный освободился», и здесь он близок Мережковскому.
И. А. Бунин назвал эти события «окаянными днями».
Позиция Максима Горького раздваивается. С одной стороны, «Несвоевременные мысли», с другой – «Под красными знамёнами», «Если враг не сдаётся, его уничтожают». В первой он полемизирует с большевиками, в двух других соглашается с ними.
————————
It would be interesting to look at the Great Russian Revolution of 1917 through the image of those events that was created by the liberal intelligentsia, writers, first of all.
Dmitry Sergeyevich Merezhkovsky saw in it the triumph of the “coming ham”. Sentence of Merezhkovsky was of a certain moral rather than social category. This is the triumph of averaging, vulgarity, the dark spontaneous principles of human nature.
Mikhail Mikhailovich Prishvin wrote that in the revolution “the mad beast has become free,” and here he is close to Merezhkovsky.
Ivan Alekseyevich Bunin called these events “curst days”.
The position of M. Gorky splits apart. On the one hand, “Untimely Thoughts”, on the other – “Under the Red Banners”, “If the enemy does not surrender, it is destroyed.” In the first he argues with the Bolsheviks, in the other two agrees with them.
————————–
Николай Н. Иванов, профессор кафедры теории и методики преподавания филологических дисциплин Ярославского государственного педагогического университета имени К.Д.Ушинского, Ярославль
Nikolai N. Ivanov, professor of the Department of Theory and Methodology of Teaching Philological Disciplines of the Yaroslavl State Pedagogical University, Yaroslavl
For an English version, please, scroll down
Author’s Reply / Ответ автора
Выражаю глубокую благодарность профессору Галине Н. Канинской за то, что она нашла время откликнуться на мой текст о столетии Революции в России. В ее реплике отмечены важные моменты, связанные с прошедшей годовщиной. Следует сказать, что спустя несколько недель со времени публикации, моя оценка о неказистости и ненужности этого события в современной России, к сожалению, практически полностью подтвердилась. Да, прошли большие конференции в Москве, Санкт-Петербурге, Ульяновске и др. городах России. Да, будут опубликованы доклады. Да, российское государственное телевидение показало несколько спорных как с точки зрения истории, так художественных достоинств, сериалов о Ленине и Троцком.
Однако проблема в том, что как правильно подметил в одной из публикаций Владимир В. Согрин, в России сложились три субкультуры истории: народная, отражающую восприятие истории массовым общественным сознанием, государственно-политическая, рожденная при посредстве государственного заказа и научная академическая субкультуру, созданную профессионалами на основе документальных источников и научных дисциплинарных критериев.[1]
Прошедшая годовщина Русской революции еще раз показала, что между народным восприятием истории и академической тематикой юбилейных конференций о 1917 существует глубокая пропасть. А государственно-политическая концепция этого юбилея была построена на замалчивании событий или попытке навязать тезисы, выдвинутые министром культуры Российской Федерации о вреде революции и об иностранном вмешательстве как главной ее причине.
Я согласен с Галиной Н. Канинской в том, что дискуссий в среде историков должно быть больше, и в моем тексте так и написано. Тем не менее, дискуссии хороши, когда участники слышат друг друга и пытаются найти ответы на вопросы, которые носят для России, если вспоминать события 1917-1922 годов, ключевой характер для построения национальной идентичности. Все-таки это была, прежде всего, трагедия для самой России, которая действительно изменила ход истории и всего мира. На мой взгляд, трагедию 1917 года российское общественное сознание не отрефлексировало в год годовщины, не переварило должным образом, и не сделало выводов.
В этом и смысл юбилейных дат. Они поднимают публичную историю до главных проблем общенационального нарратива, в какой-то степени сближают народную субкультуру истории с академической. Иными словами, история академическая и история снизу добивается признания в обществе. К сожалению, это не получилось в России в 2017.
Профессор Николай Н. Иванов превосходно прокомментировал тему Революции 1917 года с позиций либералов и известных русских писателей. Это еще раз подтверждает мой тезис о том, что популярность революционных потрясений невозможно спрятать от общественного обсуждения. С текстами писателей Революция становится также частью публичной истории и школьного образования.
Cноски
[1] Согрин, В.В. Три исторические субкультуры в России // Общественные науки и современность.2013. №3. С. 92; Sogrin, V.V. Three Historical Subcultures in Post-Soviet Russia, in: Russian Education and Society. 2014. vol. 56. No. 5. P. 15-16.
—————————————————-
I express my deep gratitude to Professor Galina N. Kaninskaya for the fact that she found time to respond to my text about the centenary of the Revolution in Russia. In her remarks, important points related to the last anniversary were noted. It should be said that a few weeks after the publication, my assessment of the unpretentiousness and uselessness of this event in modern Russia, unfortunately, is almost completely confirmed. Yes, large conferences have been held in Moscow, St. Petersburg, Ulyanovsk and other cities of Russia. Yes, reports will be published. Yes, the Russian state television has shown several controversial both from the point of history, and artistic merit serials about Lenin and Trotsky.
However, the problem is that, as Vladimir V. Sogrin has correctly noted in one of the publications, three subcultures of history have developed in Russia: the public one, reflecting the perception of history by mass public consciousness, state-political, born through the state order and scientific academic subculture created by professionals on the basis of documentary sources and scientific disciplinary criteria. [1]
The past anniversary of the Russian Revolution once again showed that between the public perception of history and the academic themes of the anniversary conferences about 1917 there is a deep gulf. And the state-political concept of this jubilee was built on the concealment of events or on an attempt to impose the theses put forward by the Minister of Culture of the Russian Federation on the harm of the revolution and on foreign interference as its main reason.
I agree with Galina N. Kaninskaya that there should be more discussions among historians, and it is written in my text. Nevertheless, the discussions are good when participants hear each other and try to find answers to questions that are for Russia, if we recall the events of 1917-1922, the key character for building a national identity. Still, it was, first of all, a tragedy for Russia itself, which really changed the course of history of the whole world. In my opinion, the Russian public consciousness did not reflex the tragedy of 1917 in the year of the anniversary, did not grasp properly, and did not draw conclusions.
This is the meaning of the anniversary dates. They raise public history to the main problems of the national narrative, to some extent bring the folk subculture of history closer to the academic one. In other words, academic history and history from below seek recognition in society. Unfortunately, this did not happen in Russia in 2017.
Professor Nikolai N. Ivanov excellently commented on the theme of the Revolution of 1917 from the position of liberals and famous Russian writers. This again confirms my thesis that the popularity of revolutionary upheavals can not be hidden from public discussion. With the writers’ texts, the Revolution also becomes part of public history and school educational discourse.
References
[1] Sogrin, V.V. Tri istoricheskie subkul’tury v Rossii // Obshchestvennye nauki i sovremennost’.2013. №3. S.92; Sogrin, V.V. Three Historical Subcultures in Post-Soviet Russia, in: Russian Education and Society. 2014. vol. 56. No. 5. P. 15-16.